Александр Викторов: «Меня задолбали этими градостроительными ошибками» 

Градостроительная ошибка. Это словосочетание было введено петербургскими властями совсем недавно — в 2008 году, но уже получило широкое распространение. Так нынче зовут чуть ли каждый новый объект в исторической застройке, и в первую очередь высотный. Как должен видеть Петербург его главный архитектор и где граница между своеволием инвестора и буквой закона, говорим с бывшим председателем комитета по градостроительству и архитекторе, а ныне руководителем мастерской «Союз 55» Александром Викторовым.

— Вы четыре года были главным архитектором Петербурга, теперь вновь стали архитектором в привычном смысле слова. Вы взглянули на Петербург с двух точек зрения. Эти точки зрения разные?

— Я бы не сказал, что точки разные. Точки не могут быть разными.

— И все-таки архитектор, в отличие от чиновника, профессия творческая.

— Я никогда к этому так не относился, когда в чиновниках работал. Профессия госслужащего все равно творческая работа.

— И в чем проявляется это творчество?

— Я отработал двадцать лет на улице Зодчего Росси (был архитектором Петроградского района, работал в службе строительного надзора и экспертизы). Там невозможно тупо отвечать на заявки: разрешить или не разрешить. Понятно, что по закону мы не имеем право, как бюрократы, вмешиваться в авторские права, но фильтровать халтуру-то мы обязаны, как и указывать на какие-то школьные ошибки. Творческий подход — и в размещении объектов. Сейчас, правда, может быть, проще: приняты и генплан, и правила землепользования и застройки. Но все равно ни один закон ни одного однозначно качественного архитектурного решения не создаст.

— Сейчас в центре города появляются новые объекты. Как должна выглядеть новая архитектура? Какой должен быть подход архитектора?

— Это должен быть очень профессиональный и тактичный подход, контекстуальный. Есть крайности: либо когда архитектор из-за своих амбиций пытается построить объект, который не вписывается в контекст застройки, либо есть мимикрия, когда человек всего боится и рисует объект, который попробуй отличи от других. Я ни то ни другое не люблю. А материалы могут быть разные: камень, искусственный материал...

— Но сейчас это в основном стекло.

— Да, но я думаю, что это мода. Желание инвестора сэкономить может быть на любом материале — и на стекле, и на камне.

— Должны ли в центре города и на границе с ним появляться новые доминанты, в первую очередь высотные?

— Почему же не должны? Это система ориентиров. Но любое подобное решение должно быть композиционным: доминанты не должны быть случайными. В Петербурге доминанты завершают перспективы, формируют среду. К сожалению, за последние двадцать лет уплотнительная застройка внесла некий диссонанс, и правильно ее за это ругали. Тогда появилось множество случайностей, которые еще неизвестно, будут ли исправляться. Здесь главный вопрос: как сложившуюся градостроительную ситуацию докомпоновать новым строительством, не испортив общего композиционного решения.

— Вы говорите, что появилось множество случайностей. А что касается больших случайностей — градостроительных ошибок? «Монблана», «Регент холла», биржи на площади Собчака?

— Не люблю эту тему, задолбали этими градостроительными ошибками, потому что все их понимают по-своему. Самое неприятное, что произошло, — появление «Монблана» («Аврора», к слову, вписана нормально). Он изначально сделан отвратительно, и даже профессионалам не удалось его поправить. Он случаен в контексте застройки.

Биржа, после того как была подрезана, уже не производит такого впечатления. Более того, его не было и раньше: любой фотограф прекрасно знает, что происходит на достаточном удалении, — все вырождается в ортогональность. Те кадры, облетевшие город, были сделаны с Литейного моста профессиональной техникой. Если вы ходите по набережным и смотрите с реальных точек, то такого фокуса нет и не было даже до срезки. Но я не защищаю проект — там был перебор по высоте.

— Не только с Литейного, но и с Троицкого моста биржа была видна.

— Да, была. Но для профессионалов по-прежнему вопрос открытый: что считать неудобной точкой — набережные или мосты?

— Два этажа срезали. Теперь это не градостроительная ошибка?

— Теперь стало гораздо лучше. Она стала наносить меньше ущерба. Она стала той высоты, которая соответствует высоте деревьев с листьями. Да, она видна, но на сегодняшний день она вызывает меньше вопросов.

— Если бы у вас была возможность, вы бы какие-нибудь новые здания в центре Петербурга снесли бы? Есть ли такое желание?

— Желание может быть субъективным. Я уже говорил о моем нелюбимом объекте — «Монблане»; я бы его снес к чертовой бабушке. Потому что даже в варианте, урезанном до высоты гостиницы «Санкт-Петербург», будет видно, что проект сделан плохо. Очень профессиональные люди пытались вытянуть проект, довести его, но когда основа сделана неправильно, то переделать объект очень тяжело.

— А здание «Регент холла» на Владимирской площади можно было переделать?

— Это здание вычурное немножко. Там вопросы стилистики: кому что нравится. А все градостроительные требования там соблюдены. Вычурность очень сильно проявляется в коттеджном строительстве. Основная масса заказчиков потребляет коттеджи со всякими кренделями: с колоннами, с капителями и прочим. Эта масса не разбирается в ордерах, в стиле, и им рисуют китчуху, чтобы обязательно были портики, колонны, еще какие-то элементы из классики. Откуда такая потребность, не понимаю.

— Почему-то кажется, что такая же потребность была в здании на Владимирской, где и колонны есть, и вазочки...

— Может быть, сказались 1960-е годы — борьба с излишествами. Ведь практически полтора поколения архитекторов в этой стилистике не работали: рисовали панели, сборные дома, а индивидуальных проектов ни у кого практически не было. Вот и сказывается отсутствие школы.

— Коснемся еще одного скандального проекта — «Невского центра» «Стокманна» на площади Восстания. Хотелось бы уточнить. По первоначальному проекту, максимальную 35-метровую высоту имела верхняя точка купола в глубине квартала. В 2006 году 35-метровая высота разрешена практически по всему зданию. Почему?

— Сейчас строительство уже заканчивается. Кто-то говорит, что фасады не восстановлены на сто процентов, хотя понятно, что меняется функция: доходные дома под торговлю использовать нельзя. Однако «рубашку» надели максимально приближенную к тому, что было. Когда окончательно сойдут все временные заградительные конструкции, наверное, того криминала, которого ожидают противники объекта, не будет — и с фасадами, и с высотой. Наверное, здесь есть элемент привычки. Никакого криминала я не вижу, линия горизонта держится.

— Тем не менее новое здание в два раза выше прежнего. Вам, наверное, известно, что Юрий Земцов, архитектор реконструкции «Невского центра», пытался отказаться от авторства, но потом изменил свою точку зрения и стал активным защитником проекта?

— Он мне об этом не говорил. Может, финны что-то намухлевали, но то, что сделал он, было очень грамотно. В любом случае я верю только лично: если бы мне Юрий Исаевич об этом сказал, я бы мог это прокомментировать.

— В ваше время были отказы от авторства?

— Были, да, но называть сознательно не буду. Процесс строительства зданий очень сложный. Есть идеальная ситуация, когда все — и заказчики, и проектировщики, и строители — понимают, что работают на один результат. Но, к сожалению, у нас очень много «умных» прорабов, много «умных» заказчиков, которые начинают что-то переделывать в проекте. Так что отказ от авторства не из ряда вон выходящий случай.

— То есть можно изменить проект, несмотря на то, что он согласован?

— Да, бывает, после согласования начинаются всякие попытки: изменим, потом как-нибудь пересогласуем, кого-то уговорим, может быть, штраф заплатим. И такие заказчики и подрядчики, которые не уважают труд проектировщика, к сожалению, еще есть. Я убежден, что во всем процессе единственный персонаж, заинтересованный в качестве, — автор-архитектор, для него это вопрос престижа и возможности проектировать дальше — при интересном объекте у него будут новые заказчики.

— В центре Петербурга остается все меньше места, тех самых лакун, где можно что-то строить. И все больше появляется мансард. Как вы к ним относитесь?

— Я нормально отношусь к мансардам, я считаю, что это вещь нужная. Вопрос только в том, где это допустимо, а где — нет. Если идет превышение высот, понятно, что это недопустимо. Неуместно и когда кто-то хочет создать мансарду на памятнике архитектуры, и она не соответствует его стилистике. Я считаю, что мансарды надо делать обязательно, потому что это и решает технические проблемы, и увеличивает примерно на двадцать процентов площадь здания, причем, учитывая технические возможности, практически без увеличения инженерных нагрузок.

— Допустимо ли, на ваш взгляд, чтобы мансарда изменяла облик здания — чтобы ее было видно?

— Конечно, а почему нет? Возьмите Мытнинскую набережную. Там на 7-м, 9-м и 11-м домах мансарды сделаны очень грамотно. Профессионализм прежде всего.

— Мансарду на Мойке, 37, которая в 2008 и 2009 годах активно обсуждалась на совете по культурному наследию, вы считаете неуместной?

— Она некрасиво нарисована, это неудачный вариант.

— Осенью прошлого года говорили о будущем Сенной площади. Как, по-вашему, она должна выглядеть, особенно есть учесть демонтаж Башни мира?

— По моему представлению, сейчас самая главная проблема, которая там существует, — завершение периметральной застройки, то есть надо исправлять зону метро — «дыру». «Пик» построен на задворках, и перед ним на углу с улицей Ефимова необходимо новое здание, в которое нужно встроить два выхода из метро.

— Эксперты рассуждают, стоит ли воссоздавать дом, который находился на этом месте, на углу с Ефимова, и был снесен в 1970-х годах...

— Я не сторонник воссоздания. Новое здание должно сесть в контекст — по материалам, по структуре фасада, там не должно быть амбициозного памятника себе любимому — там должен быть рядовой спокойный дом, который четко встанет в красную линию и в высоту общей застройки. Конечно, есть еще один важный вопрос: что делать с церковью, от которой остался только фундамент, и сейчас на этот фундамент углом заходит вестибюль метро «Сенная площадь»? Дай бог, чтобы у кого-то нашлись силы и средства восстановить ее. В принципе там можно организовать входы в метро так, чтобы они не мешали храму.

— Сенная должна быть площадью или торговой зоной?

— Я считаю, что в нынешнем виде она не должна быть. В 2003 году был воплощен ее дореволюционный образ по фотографиям конца XIX века, когда там стояли четыре металлических павильона, где торговали сеном. Сделана игра на тему той старой площади. Но после того, как она поэксплуатировалась в таком виде, эта идея себя изжила. Я бы оставил чистую площадь с хорошим благоустройством и без этих ларьков, при этом первые этажи домов должны быть заполнены системой обслуживания.

— На ваш взгляд, взгляд бывшего чиновника, как нынешние власти должны работать с инвесторами? Основой должен быть компромисс?

— Это очень сложный вопрос. И вопрос этот в том числе законодательства: разные чиновники читают одну и ту же строчку в законе по-своему, и инвесторы между ними мечутся. Важно, чтобы у власти была заинтересованность в привлечении инвестора. Можно отпихиваться, а можно подсказать, как работать в рамках неувязок законодательства. Если ты трудишься во власти, то ты работаешь на город, а если ты работаешь на город, то ты должен создать условия для привлечения инвесторов. И если ты этих условий не создаешь, если ты пытаешься сидеть на стуле с девяти до шести и получать зарплату два раза в месяц, то это не вариант. Должно быть живое отношение к инвесторам и желание им помочь.

Аудио интервью: